Читатель без труда поймет, что неожиданное богатство, доставшееся Тому и Геку, вызвало большой переполох в убогом городишке Санкт-Петербурге. Такая громадная сумма, да еще золотом, — это было похоже на чудо. О находке столько толковали, на нее глядели с такой жадностью и так громко восхищались ею, что многие граждане прямо-таки спятили от пережитых потрясений. В Санкт-Петербурге и окрестных городишках каждый дом с привидениями был разобран по бревнышку, доска за доской. В каждом таком доме разворотили фундамент, отыскивая зарытые клады, — и не мальчики, а взрослые мужчины, люди степенные, совсем не мечтатели. Где бы не появились Том с Геком, за ними ухаживали, ими восхищались, на них таращили глаза, как на диво. Мальчики были не в силах припомнить, чтобы когда-нибудь в прежнее время их словам придавали хоть малейшее значение, а теперь всякое их словечко подхватывалось и повторялось на все лады, как премудрость. В каждом их поступке видели что-то замечательное. Они как будто совсем потеряли способность действовать и говорить, как обыкновенные мальчики. Люди стали рыться в их прошлой жизни и обнаружили, что они обладают талантами, ставящими их выше заурядных детей. Местная газетка напечатала их биографии.
汤姆和哈克两人意外地发了横财，这下轰动了圣彼得堡这个穷乡僻壤的小村镇。读者读到这里可以松口气了。钱数多不说，又全是现金，真让人难以置信。到处的人们都在谈论此事，对他表示羡慕，称赞不已，后来有人因为过份激动，结果被弄得神魂颠倒。现在，圣彼得堡镇上每间闹鬼的屋子都被掘地三尺，木板被一块块拆掉，为的是找财宝——而且这一切全是大人们的所为，其中一部分人干得十分起劲和认真。汤姆和哈克两人无论走到哪里，人们都巴结他俩，有的表示羡慕，有的睁大眼睛观看。两个孩子记不得以前他们说话在人们心目中是否有份量，再现在大不一样。他们无论说什么，人们都看得很宝贵，到处重复他俩的话。就连他们的一举一动都被认为意义重大。显然，他俩已失去了作为普通人的资格，更有甚者，有人收集了他俩过去的资料，说以前他俩就超凡不俗。村里的报纸还刊登了两个小孩的小传。
Вдова Дуглас положила деньги Гека в банк из шести процентов годовых, а судья Тэчер, по просьбе тети Полли, поступил точно так же с деньгами Тома. Теперь у каждого мальчика был огромный доход: по доллару каждый день и даже в воскресенье полдоллара — ровно столько, сколько получал священник, вернее — сколько ему было обещано, потому что на самом деле ему никогда не удавалось собрать эту сумму со своих прихожан. В то доброе старое время стол и квартира для мальчика стоили всего лишь доллар с четвертью за целую неделю, включая сюда расходы на ученье, на одежду, на стирку и прочее.
道格拉斯寡妇把哈克的钱拿出去按六分利息放债，波莉姨妈委托撒切尔法官以同样利息把汤姆的钱也拿出去放债。现在每个孩子都有一笔数目惊人的收入。平常日子以及半数的星期日，他俩每天都有一块大洋的收入。这笔钱相当一个牧师的全年收入——不，准确地说，牧师拿不到那些，只是上面先给他们开张空头支票而已。那时，生活费用低，１元２角５分钱就够一个孩子上学、膳宿的费用，连穿衣、洗澡等都包括在内。
Судья Тэчер проникся большим уважением к Тому. Он говорил, что обыкновенному мальчику никогда не удалось бы вывести его дочь из пещеры. Когда Бекки по секрету рассказала отцу, как Том спас ее от розги, приняв на себя ее вину, судья был заметно тронут. Когда же она стала просить, чтобы отец не судил Тома строго за ужасную ложь, благодаря которой розга досталась ему, а не ей, судья в порыве восторга объявил, что то была самоотверженная, благородная, великодушная ложь, ложь, которая достойна того, чтобы высоко поднять голову и шагать плечом к плечу с прославленной Правдой Джорджа Вашингтона — той Правдой, которую он сказал про топор[51]. Бекки тогда же подумала, что никогда еще отец не был таким величавым и важным, как в ту минуту, когда, шагая по комнате, он топнул ногой и произнес эти чудесные слова. Она сейчас же побежала к Тому и рассказала ему все.
撒切尔法官十分器重汤姆，他说汤姆绝不是个平庸的孩子，否则他不会救出他的女儿。听到贝基悄悄地告诉他，汤姆在校曾替她受过，挨过鞭笞时，法官显然被感动了。她请求父亲原谅汤姆。汤姆撒了个大谎主要是为了替她挨鞭笞，法官情绪激动，大声说，那个谎是高尚的，它是慷慨、宽宏大量的谎话。它完全有资格，昂首阔步，永垂青史，与华盛顿那句曾大受赞扬的关于斧头的老实话①争光！贝基见父亲踏着地板，跺着脚说这句话时显得十分伟大了不起，她以前从没见过父亲是这个样子。她直接跑去找到汤姆，把这事告诉了他。
①据说华盛顿总统小时候用父亲给他的小斧子曾把一棵樱桃树砍掉，当父亲追问时，他不怕受罚，诚实地承认了自己的过错。
Судья Тэчер утверждал, что из Тома со временем выйдет либо великий полководец, либо великий юрист. Он говорил, что похлопочет о том, чтобы мальчика приняли в Национальную военную академию; затем пусть он прослушает курс юридических наук в лучшем учебном заведении страны и таким образом подготовится к любой из этих профессий, а быть может, к обеим сразу.
撒切尔法官希望汤姆以后成为一名大律师或是著名的军人。他说他打算安排汤姆进国家军事学院，然后再到最好的法学院接受教育，这样将来随便当律师、做军人或是身兼两职都行。
Богатство, доставшееся Геку Финну, и покровительство вдовы Дуглас ввели Гека в светское общество — вернее, втянули туда, втиснули насильно, и Гек невыносимо страдал. Слуги вдовы умывали его, чистили ему платье, причесывали его гребнем и щеткой, каждую ночь укладывали его на отвратительно чистые простыни, где не было ни единого грязного пятнышка, которое он мог бы прижать к своему сердцу, как лучшего друга. Ему приходилось есть при помощи ножа и вилки; приходилось — пользоваться салфетками, тарелками, чашками; приходилось учиться по книжке; приходилось посещать церковь; приходилось разговаривать так благопристойно и чинно, что слова стали казаться ему очень невкусными; куда бы он ни повернулся, оковы и барьеры цивилизации держали его в плену. Он чувствовал себя связанным по рукам и ногам.
哈克·费恩有了钱，又归道格拉斯寡妇监护，这样他踏入了社交圈子——不对，他是被拖进去，被扔进去的——于是他苦不堪言。寡妇的佣人帮他又梳又刷，把他收拾得干干净净，每晚又为他换上冷冰冰的床单。哈克想在上面找个小黑点按在心口做朋友都找不到。他吃饭得用刀叉，还要使餐巾、杯子和碟子；他又得念书，上教堂。说话枯燥无味没关系，但谈吐要斯文，他无论走到那里，文明都束缚着他的手脚。
Три недели он мужественно терпел эти муки, но наконец не выдержал и в один прекрасный день исчез. Миссис Дуглас в великой тревоге двое суток искала его повсюду. Его искали во всех закоулках, обшарили реку, надеясь выудить его мертвое тело. Наконец на третьи сутки рано утром Тому Сойеру пришла мудрая мысль обследовать пустые бочки за покинутой бойней, и в одной из них он нашел беглеца. Гек только что проснулся, позавтракал объедками, которые ему удалось где-то подцепить, и теперь блаженствовал с трубкой в зубах. Он был немыт, нечесан и одет в свое прежнее ветхое рубище, которое делало его таким живописным в те дни, когда он был еще свободен и счастлив. Том вытащил его из бочки, рассказал ему, сколько причинил он хлопот, и потребовал, чтобы он воротился домой. Лицо Гека сразу утратило выражение спокойного счастья и сделалось очень печальным.
就这样，他硬着头皮忍受着，过了三个星期。突然有一天他不见了。寡妇急得要命，四处去找他，找了整整有两天两夜。众人们也十分关注此事，他们到处搜索，有的还到河里去打捞。第三天一大早，汤姆挺聪明，在破旧的屠宰场后面的几只旧空桶中找人，结果在一只空桶中发现了哈克，他就在这过夜。哈克刚吃完早饭，吃的全是偷来的剩饭菜。他抽着烟斗，正舒服地躺在那里休息。他邋遢不堪，蓬头垢面，穿着往日快快活活时那套有趣的烂衣服。汤姆把他撵出来，告诉他已惹了麻烦，要他快回家。哈克脸上悠然自得的神情消失了，马上呈现出一脸的愁相。他说：
— Брось этот разговор! — оказал он. — Ведь я пробовал, да ничего не выходит! Не для меня это все… Не привык я. Вдова добрая, обращается со мной хорошо, но не вынести мне этих порядков! Изволь каждое утро вставать в один и тот же час; хочешь не хочешь, ступай умываться; потом тебе зверски царапают голову гребнем; она не позволяет мне спать в дровяном сарае. А эта проклятая одежа! Она меня душит, Том. Как будто и воздух сквозь нее не проходит, и такая она — черт бы ее побрал! — франтовская: ни сесть, ни лечь, ни на земле поваляться. А с погребов я не скатывался вот уже целую вечность. Потом иди в церковь, сиди там и хлопай ушами — ненавижу нудные проповеди! — даже мух нельзя в церкви ловить, даже табаку нельзя пожевать. И все воскресенье носи башмаки, а снимать их не смей. Вдова и ест по звонку, и ложится в постель по звонку, и встает по звонку… И такие ужасные порядки во всем — никакому человеку не вытерпеть.
“汤姆，别提那事了，我已经试过了，那没有用，没用，汤姆。那种生活不适合我过，我不习惯。寡妇待我好，够处，可是我受不了那一套。她每天早晨叫我按时起床；她叫我洗脸；他们还给我使劲地梳；她不让我在柴棚里睡觉。汤姆，我得穿那种倒霉的衣服，紧绷绷的，有点不透气。衣服很漂亮，弄得我站也不是，坐也不行，更不能到处打滚。我已经很长时间没有到过别人家的地窖里，也许有许多年了。我还得去做礼拜，弄得浑身是汗——我恨那些一文不值的布道辞！在那里我既不能捉苍蝇，也不能嚼口香糖，星期日整天不能赤脚。吃饭、上床睡觉、起床等寡妇都要按铃，总而言之，一切都井然有序，真让人受不了。”
— Да ведь все так живут, Гек.
“不过，哈克，大家都是这样的。”
— Ах, Том, какое мне до этого дело! Я — не все, мне это невтерпеж. Связан по рукам и ногам — прямо смерть. А еда там дается мне слишком легко — даже нет интереса набивать ею брюхо. А захочется рыбку поудить — проси позволения; поплавать — проси позволения. Кажется, скоро и дохнуть без спросу нельзя будет. Потом, изволь выражаться так вежливо, что и говорить пропадает охота. Я и так уже убегаю каждый день на чердак — выругаться хорошенько, чтобы отвести душу, — не то я бы помер, ей-богу! Вдова не позволяет курить, не позволяет кричать, нельзя ни зевать, ни потягиваться, и почесываться не смей… — Тут он выкрикнул с особой обидой и болью: — И все время она молится, Том! Молится — чтоб ей пусто было! — с утра до вечера. Никогда не видал такой женщины!.. Я не мог не удрать от нее… да, я иначе не мог. К тому же скоро откроется школа, мне пришлось бы ходить и туда, а этого я прямо не выдержу! Оказывается, Том, быть богатым вовсе не такое веселое дело. Богатство — тоска и забота, тоска и забота… Только и думаешь, как бы скорей околеть. А вот эта рвань — она по мне, и эта бочка — по мне, и я с ними век не расстанусь. Том, ни за что не стряслась бы надо мною такая беда, если б не эти проклятые деньги! И возьми ты мою долю себе и пользуйся ею как хочешь, а мне выдавай центов по десять — и то не часто, потому что я терпеть не могу даровщинки. Только то и приятно, что трудно достать. И поди попроси хорошенько вдову, чтоб она оставила меня в покое.
“汤姆，你说得没错，不过我不是大家，我受不了，捆得那样紧真让人受不了。还有，不费劲就能搞到吃的东西，我不喜欢这种吃法，就是要钓鱼也得先征求寡妇的同意，去游个泳也得先问问她，真他妈的，干什么事都要先问她才行。说话也得斯文，真不习惯——我只好跑到阁楼顶上胡乱放它一通，这样嘴里才有滋味，否则真不如死了算，汤姆。寡妇不让我抽烟，不让我在人前大声讲话，或大喊大叫，还不许我伸懒腰，抓痒痒——”（接着他显得十分烦躁和委屈的样子。） “还有呢，她整天祈祷个没完！我从来也没见过她这样的女人。 我得溜走，汤姆——不溜不行呀，况且，学校快要开学了，不跑就得上学，那怎么能受得了呢。汤姆？喂，汤姆，发了横财并不像人们说得那样是个非常愉快的事情。发财简直就是发愁，受罪，最后弄得你真希望不如一死了之。这儿的衣服我穿合适，在桶里睡觉也不错，我再不打算离开这儿。汤姆，要不是那些钱，我根本不会有这么多的麻烦事情，现在，你把我那份钱也拿去，偶尔给我毛把钱用就行了，不要常给，因为我觉得容易得到的东西并没有什么大价值。请你到寡妇那儿为我告辞吧。”
— Гек, ты же знаешь, что денег твоих я не возьму… Это было бы нечестно… И к тому же, если ты еще немного потерпишь, вот увидишь сам — тебе эта жизнь понравится.
“噢，哈克，你知道，我不能这样做，这不太好。你如果稍微多试几天，就会喜欢那种生活的。”
— Понравится? Понравится мне сидеть на раскаленной плите, если я посижу на ней подольше?.. Нет, Том, не хочу быть богатым, не желаю жить в гнусных и душных домах! Я люблю этот лес, эту реку, эти бочки — от них я никуда не уйду. Ведь черт бы его побрал! — как раз теперь, когда у нас есть пещера, и ружья, и все, что надо для того, чтоб разбойничать, нужно же было подвернуться этим дурацким деньгам и все испортить!
“喜欢那种生活——就像喜欢很长时间坐在热炉子上一样。我不干，汤姆，我不要当富人，也不想住在那闷热倒霉的房子里。我喜欢森林、河流、那些大桶，我决不离开这些东西。真是倒霉，刚弄了几条枪，找到了山洞，准备去当强盗，却偏偏碰上了这种事情，真让人扫兴。”
Том поспешил воспользоваться удобным случаем:
汤姆瞅到了机会——
— Послушай-ка, Гек, никакое богатство не помешает мне уйти в разбойники.
“喂，哈克，富了也能当强盗啊。”
— Да что ты говоришь! Ей-богу, правда?
“真的吗？你说话当真，汤姆？”
— Такая же правда, как то, что я сижу здесь. Но тебя нельзя будет принять в шайку, Гек, если ты останешься таким оборванцем.
“当然当真，就像我人坐在这儿一样，千真万确。不过，我们不接受不体面的人入伙，哈克。”
Радость Гека мгновенно угасла.
哈克的高兴劲被一下子打消了。
— Нельзя будет принять меня в шайку разбойников? Принял же ты меня в шайку пиратов!
“不让我入伙，汤姆？你不是让我当过海盗吗？”
— Да, но то совсем другое дело. Разбойники — не чета пиратам. Почти во всех странах разбойники принадлежат к самому высшему обществу — все больше графы да герцоги.
“是让你当过，不过这跟入伙没什么关系，总的说来，强盗比海盗格调要高。在许多国家，强盗算是上流人当中的上流人，都是些公爵之类的人。”
— Но послушай, Том! Ты всегда был мне другом: ты примешь меня в шайку, ведь правда, Том? Примешь? Правда?
“汤姆，你一直对我很好，不是吗？你不会不让我入伍，对吧，汤姆？不会不让我入伍吧，汤姆，是不是？”
— Гек, я — то, конечно, принял бы, но что скажут люди? Они скажут: “Шайка Тома Сойера! Брр! Шайка, подумаешь! Какие-то оборванцы!” Оборванец — это они будут говорить про тебя. Тебе небось это будет не очень приятно — и мне, конечно, тоже.
“哈克，我不愿不让你入伍，也不想那么干，不过要是让你进来，别人会怎么说呢？他们会不屑一顾地说：瞧汤姆·索亚那帮乌合之众，全是些低贱的人。这是指你的，哈克。你不会喜欢他们这么说你，我也不喜欢。”
Гек с минуту молчал: в душе у него происходила борьба.
哈克沉默了一会，思想上在作激烈的斗争。最后他开了腔：
— Хорошо, — сказал он наконец. — Я снова вернусь к вдове Дуглас и постараюсь прожить у нее… ну, хоть месяц. Авось и привыкну. Только ты уж возьми меня в шайку, Том!
“得，我再回到寡妇家里应付上一个月，看能不能适应那种生活，不过汤姆，你会让我入伍，对吧？”
— Ладно, Гек, по рукам! Пойдем, старина, и я упрошу вдову, чтобы она не слишком прижимала тебя.
“好吧，哈克，一言为定！走，老伙计，我去跟寡妇讲，让她对你要求松一些。”
— Правда упросишь, Том? Правда?.. Вот хорошо! Если она не будет притеснять меня в главном, я буду курить потихоньку и ругаться тоже потихоньку и как-нибудь перетерплю… Когда же ты соберешь свою шайку и начнешь заниматься разбоем?
“你答应了，汤姆？你答应了，这太好了。在些难事上，她要是能宽容一些，我就可以背地里抽烟、诅咒。要么挺过去，要么完蛋拉倒。你打算什么时候结伙当强盗？”
— Скоро. Мы, может быть, сегодня же вечером соберемся все вместе и устроим посвящение.
“噢，这就干。把孩子们集中起来，也许今晚就举行入伙仪式。”
— Устроим что?
“举行什么？”
— Посвящение.
“举行入伙仪式。”
— Это еще что за штука?
“什么叫入伙仪式？”
— Это значит, что мы все поклянемся стоять друг за дружку и никогда не выдавать секретов шайки, даже если нас будут резать на куски; что мы убьем всякого, кто обидит кого-нибудь из нашей шайки, и не только его, но и всех его родичей.
“就是发誓互相帮忙，永不泄密。就是被剁成肉酱也不能泄密。如果有人伤害了你，就把他和他全家统统干掉，一个不留。”
— Вот это здорово, Том!
“这真好玩，真有意思，汤姆。”
— Еще бы не здорово! А клятву нужно приносить непременно в полночь, в самом глухом, в самом страшном месте, какое только можно отыскать. Лучше всего в доме, где водится нечистая сила. Впрочем, нынче все такие дома разворочены…
“对，我想是好玩。发誓仪式得在半夜举行，要选在最偏僻、最恐怖的地方干。闹鬼的房子最好，可现在全被拆了。”
— Это не беда, лишь бы в полночь.
“半夜时分干还是不错的，汤姆。”
— Да. А клятву мы будем приносить на гробу и расписываться кровью.
“对。还要对棺材发誓，咬破指头签名呐。”
— Вот это дело! В миллион раз шикарнее, чем быть пиратам. Уж так и быть, Том, я буду жить у вдовы, хоть бы мне пришлось околеть! А если сделаюсь знаменитым разбойником и все заговорят обо мне, она сама будет гордиться и чваниться, что в — свое время пригрела меня.
“这才真有点像样呢！这比当海盗要强一万倍。汤姆，我到死都跟着寡妇在一起了。我要是始终能成为一名响当当的强盗，人人都会谈到我，那么，我想，她会为自己把我从困境中解救出来而自豪。”
Наша летопись окончена. Так как в ней изложена биография мальчика, она должна остановиться именно здесь; если бы она двинулась дальше, она превратилась бы в биографию мужчины. Когда пишешь роман о взрослых, точно знаешь, где остановиться, — на свадьбе; но когда пишешь о детях, приходится ставить последнюю точку там, где тебе удобнее.
故事至此结束。因为这确实是个儿童的故事，所以写到这里必须搁笔，再写下去就得涉及到成人时期。写成人的故事，作者很清楚写到结婚成家就算了事，但是写青少年则得见好就收。
Большинство героев этой книги здравствуют и посейчас; они преуспевают и счастливы. Может быть, когда-нибудь после я сочту небесполезным снова заняться историей изображенных в этой книге детей и погляжу, какие вышли из них мужчины и женщины; поэтому я поступил бы весьма неразумно, если бы сообщил вам теперь об их нынешней жизни.
本书中的人物有许多仍然健在，过着富裕快乐的生活。有朝一日再来续写这个故事，看看原来书中的小孩子们长大后做什么，这也许是件值得做的事情。正因为如此，明智的做法就是现在不要越俎代庖。